Премия Рунета-2020
Пермь
-3°
Boom metrics
Звезды19 апреля 2013 17:35

Писатель Вениамин Каверин: "Не запомню в жизни другой поры, когда бы я работал так много, как в Перми"

Несколько глав знаменитого романа "Два капитана" Каверин написал в Перми
Борис Токарев в роли Сани Григорьева в фильме "Два капитана" по роману Вениамина Каверина.

Борис Токарев в роли Сани Григорьева в фильме "Два капитана" по роману Вениамина Каверина.

19 апреля - день рождения Вениамина Каверина, автора знаменитых «Двух капитанов», «Открытой книги», «Перед зеркалом». Известному писателю исполнилось бы 111 лет.

Вениамин Каверин любил Пермь. Наверное, потому, что она напоминала ему родной Псков. А может быть потому, что город тепло принял в годы войны его семью, эвакуированную из Ленинграда. Именно в Перми Каверин написал несколько глав второй книги «Двух капитанов». Пермяки были первыми, кто услышал их от самого автора.

В каком из пермских госпиталей лежал Саня Григорьев?

Здесь, в Перми, на высоком берегу Камы, такой же весной 70 лет назад стоял Саня Григорьев, один из капитанов Вениамина Каверина.

Дрожащими пальцами свернул папиросу, закурил, "глядя на всю эту незнакомую, разнообразную жизнь большой реки". "Прошел серый пассажирский пароход", он прочитал его название "Ляпидевский" - и подумал: "А вот ты не стал Ляпидевским". Прошел второй, третий... И он невольно улыбнулся: "Придется до поздней ночи укорять себя, если окажется, что в Камском пароходстве все суда названы фамилиями знаменитых летчиков", да еще хороших его знакомых. Которые "стали", а он нет.

"Неужели ты болен, болен, болен? Болен и не будешь больше летать?" - мучили летчика тревожные мысли.

Набережная Камы

Набережная Камы

Более полугода раненный в бою Саня Григорьев провалялся в одном из эвакогоспиталей города Молотова. Медицинская комиссия наконец-то вынесла свое заключение. Но выглядело оно практически как приговор: полугодовалый отпуск. Подобное заключение в 1942 году для строевого командира, боевого летчика означало одно: летать он больше не будет. Для Сани, неподвижно стоящего на берегу Камы и размышляющего о дальнейшей своей судьбе, приговор врачей казался смерти подобным.

Перечитайте 12-ю главу восьмой части романа, которая так и называется «В госпитале».

А интересно, в каком из пермских госпиталей мог лежать Саня Григорьев?

В Пермской государственной медицинской академии утверждают, что герой Каверина мог лежать в главном корпусе медакадемии, по Коммунистической, 26.

В книге Каверин пишет: поднявшись по спуску Камы, Саня входит в свой госпиталь, ранее - медицинский институт. По чугунной лестнице он поднимается на второй этаж. На втором этаже медакадемии как раз располагалась очень большая палата для выздоравливающих офицеров. Человек сто, не меньше, в ней лежало. Точь-в-точь по книжке. Сейчас там лекционная аудитория.

В Прикамье стекались раненые со всех фронтов, всего действовало 103 госпиталя. В том числе в Перми в разное время - более тридцати. В музее при краевой клинической больнице хранится запись о дислокациях госпиталей. Запись о госпитале, находящемся на пересечении ул. Коммунистической и Карла Маркса (ныне ул. Сибирская) вообще-то отсутствует. Но эти сведения, предоставленные Ленинградским центральным архивом, скорее всего, неточны.

Лет восемь назад Евгения Ефремовна Голофастова, бывшая в годы Великой Отечественной начальником лечебного отдела эвакогоспитателей Молотовской области, рассказывала мне, как ухаживала за ранеными на Коммунистической, в здании главного корпуса медакадемии. Значит, там и лежал Саня Григорьев? "Но", одно существенное "но"... Каверин адрес госпиталя в "Двух капитанах" не упоминает, зато в других источниках говорит о "том самом эвакогоспитале на улице Луначарского, где тогда лечились сотни летчиков, где лечился мой друг, писатель Юрий Николаевич Тынянов. Зимой и весной 1943 года я нашел его там..."

Итак, улица Луначарского. По указанной Кавериным улице, выясняется, располагался лишь один эвакогоспиталь. Точный адрес - ул. Луначарского, 95. Это территория краевой больницы. Кое-где между корпусами высятся деревья, очень даже смахивает на госпитальный садик, по которому иной раз прогуливался каверинский герой.

Только вот вокруг здания медакадемии по ул. Коммунистической никакого садика, судя по старым фотографиям, отродясь не было.

Узнаю, что в двух корпусах - бывшем хирургическом (где нынче находится Центр сердечно-сосудистой хирургии) и терапевтическом - с 1930 года располагались кафедры Пермского мединститута. Здесь же размещалась клиника госпитальной терапии. Сходится! Перелистываю книгу: "Прежде здесь находился медицинский институт - еще висели на стенах муляжи с мертвыми, страшными лицами, наполовину содранными, чтобы показать, как расположены нервы. В витринах еще сохранились расписание лекций и грозные приказы деканов".

Оказалось, госпиталь располагался в терапевтическом корпусе. Говорят, в кабинете профессора госпитальной терапии медакадемии Людмилы Ивановны Анохиной в свое время висел портрет Юрия Тынянова. После тяжелого ранения в августе 1942 года известного писателя поместили именно сюда. Так вот куда неоднократно приходил его друг и родственник Вениамин Каверин! И где, как не здесь, на втором этаже, в бывшем отделении общей хирургии, могли лечить каверинскому литературному герою Сане Григорьеву перебитую ногу и две широкие раны на спине!

Как каверинский герой оказался в Молотове

В Молотов героя своего романа писатель послал неслучайно. Сюда из Ленинграда эвакуировали его семью: жену с двумя детьми.

Вениамин Каверин о том, куда была эвакуирована его семья, узнал не сразу. В это время, будучи военным корреспондентом, он находился в командировке на Северном флоте. Место работы - Мурманск и Полярный.

Вениамин Каверин на фронте (первый слева). Он еще не знает, что его семью эвакуировали в Молотов (Пермь).

Вениамин Каверин на фронте (первый слева). Он еще не знает, что его семью эвакуировали в Молотов (Пермь).

Там и нашелся прототип Сани Григорьева уже военной поры. Моряки и летчики сражались с врагом в тех же широтах, которые по воле Каверина некогда бороздил капитан Татаринов. Командование флота предоставило писателю отпуск для поиска семьи и продолжения второй книги романа. Следы привели в Пермь. Он отыскал семью в гостинице "Центральная", в так называемой семиэтажке.

В Перми Каверину понравилось. "Не запомню в жизни другой поры, когда бы я работал так много, как в Перми. А вы ведь знаете, что это для нашего брата: где хорошо пишется, там и хорошо", - пишет он поэту Борису Михайлову впоследствии из Москвы. Может быть, потому, что "город был просторный, спокойный. Все лучшие улицы стремились взлететь на высокий берег Камы, и этот разбег напоминал родной город Энск" - Псков, где автор "Двух капитанов" родился.

В "Центральной" было тесновато и шумно. И Каверин уходил в читальный зал расположенной рядышком библиотеки (им. Пушкина). Там же, "в старинном здании бывшего городского собрания, на фронтоне которого красовался герб Перми с медведем, а в угловом окне - огромный старый барометр"(не сохранились. - Авт.), он писал. А после того как читатели его рассекретили, и читал написанные главы романа. Встречался со студентами Пермского университета.

Герои, рожденные временем

"Казалось, так просто бороться: не слушаются, запинаются ноги, а я вот возьму и нарочно буду за ними следить и ставить в те точки, куда я хочу. Не хочется шевелиться, хочется покойно сидеть, - нет, врешь, не обманешь, нарочно встану и пойду. Разве это трудно?" - пишет в своем дневнике Валериан Альбанов, один из двух выживших членов брусиловской экспедиции, послуживший прототипом штурмана Климова из романа.

Конечно, капитаны Иван Татаринов и Саня Григорьев - вымышленные персонажи. Но писались-то они с невыдуманных героев! В начале XX века сразу три русские полярные экспедиции отправились покорять Арктику во славу России. Все три, к сожалению, закончились трагически. От старшего лейтенанта Георгия Седова капитану Татаринову досталось азовское детство и начало морской карьеры.

Из-за болезни Седов не смог выдержать тяжелого перехода к Северному полюсу и умер на подходе к острову Рудольфа. В своем романе автор основывался на действительных событиях, связанных с дрейфом во льдах шхуны "Святая Анна" (она же - "Святая Мария" в романе) экспедиции Георгия Брусилова. Участники экспедиции навсегда остались пленниками Арктики.

Только в 1934 году, двадцать с лишним лет спустя, на одном из островов группы Мона близ Таймыра были обнаружены следы экспедиции геолога-морехода Владимира Русанова: остатки одежды, бритва, детали фотоаппарата "Кодак", в том числе блокнот с надписью "К вопросу о переходе Северным путем через Сибирское море". Саня Григорьев также обнаружит на стоянке Татаринова его личные вещи.

А на могиле английского исследователя Роберта Скотта, достигшего Южного полюса, но, как оказалось, на 33 дня позже Амундсена, и погибшего на обратном пути, стоит трехметровый крест, на котором вырезана строка из "Улисса" Теннисона: "Бороться и искать, найти и не сдаваться". Строчка эта, благодаря Вениамину Каверину, служит девизом для многих поколений, выросших на "Двух капитанах". Книге, прочитав которую, веришь, что на свете есть добро, любовь, честь, совесть и справедливость.

ВОЗВРАЩАЯСЬ К НАПЕЧАТАННОМУ

Я ПОМНЮ ЧЕРНЫЙ СНЕГ КРАСНОКАМСКА

"К Перми у меня очень нежные чувства. Я люблю этот город, город моей юности», - призналась мне дочь Каверина Наталья Вениаминовна, когда я встретилась с ней весной 2009 года.

Наталья Каверина, дочь писателя

Наталья Каверина, дочь писателя

Фото: из семейного архива

- Как папа относился к своим «Двум капитанам»?

- Это, конечно, очень популярная книга, большую роль сыгравшая в обеспеченности нашей семьи. Но папе больше была дорога другая его книга – «Перед зеркалом». Я её тоже очень люблю. Книга о трагическом пути русской эмиграции. Среди приятелей Льва Александровича (брат Каверина – прим. ред.) был один учёный. Перед смертью он привёз папе пачку писем – переписку между ним и женщиной, которую он любил с малых лет. На их основе и был написан роман.

– Семья первой читала книги отца?

– Первой рукописи видела мама. Отцу важна была наша реакция, он часто нам читал отрывки из своих будущих книг.

– Который фильм ему был больше по душе?

– Ему нравилась и первая экранизация - фильм, снятый режиссёром Владимиром Венгеровым, где роль Сани Григорьева играет Александр Михайлов. И второй, шестисерийный, фильм тоже хорош. Спектакль «Норд-ост» по «Двум капитанам» мне тоже понравился. Очень жаль, что произошла трагедия…

МЕНЯЛИ ВОДКУ - НА ОБУВЬ И ПРОДУКТЫ

- Наталья Вениаминовна, а как вы попали в Пермь?

- В Пермь, точнее - в Молотов, мы - я, мама и братишка - эвакуировались поздней осенью 1941 года. Поезд из блокадного Ленинграда шёл несколько недель. Около Ярославля мы попали под бомбёжку. Помню, в поезде было много раненых и эвакуированных, не хватало мест. У нас были «боковушки», и, помню, я постоянно падала на пол…

- А папа тогда остался в Ленинграде?

- Да, он работал там корреспондентом ТАСС, затем «Известий», письма нам писал почти каждый день. Только когда уехал в Полярный, писем от него не было, мама очень волновалась. Жили мы в «семиэтажке»…

- В гостинице «Центральная»? Ваш отец писал, что эта «семиэтажка» в жизни эвакуированных «сыграла огромную роль – крыши над головой во время большого шторма».

- Это было действительно так. Гостиница в войну была превращена в коммуналку, в которой ютились многие знаменитости, эвакуированные из Ленинграда. Нам дали крохотную комнату, жили мы на пятом этаже. Было очень шумно, дети играли в коридорах.

Мы тогда не понимали, что такое война, и как-то не особенно чувствовали её дыхание.Через полгода я уехала под Краснокамск, в деревню Чёрная, где был организован лагерь для детей эвакуированных писателей. В Краснокамске закончила девятый класс.

Город мне вспоминается почему-то задымлённым, и снег, помню, везде был чёрный.Вернулась спустя некоторое время в Пермь я очень гордая - с мешком картошки, заработанным в колхозе.

Мама, конечно, обрадовалась, еды в те годы не хватало. Папа, когда узнал, где мы, присылал довольствие, которое выдавали ему. Вот так мы и меняли водку - на обувь и продукты.И можно сказать, что именно в Краснокамске определилась моя будущая жизнь.

В городе произошло массовое отравление – кто-то выдал метиловый спирт за этиловый. Мы помогали в госпитале ухаживать за больными. Многие слепли и умирали. Вот тогда я и решила посвятить свою жизнь медицине.

Меньше года проучилась в Пермской медицинской академии.

Папа нас вскоре забрал. Но я выучилась и дослужилась до профессора, доктора медицинских наук.

Долгое время заведовала лабораторией фармакологии и кровообращения Российской академии медицины.

- Позже вы приезжали в Пермь?

- Два раза. И уже не в Молотов, а именно в Пермь. Один раз - с мужем, у нас был теплоходный круиз, одна из остановок была в Перми. Второй раз - на какой-то пленум.К Перми у меня, конечно, очень нежные чувства. Ведь это город моей юности. С удовольствием гуляла по городу, каждый раз заходила в «семиэтажку», в театр оперы и балета. В театр мы с матерью и братом, а позже – с отцом, конечно, ходили постоянно. Ведь тогда был эвакуирован в Молотов Ленинградский академический театр оперы и балета им. Кирова…

- Так герой «Двух капитанов» Саня Григорьев «вместе» с Кавериным побывает на постановке на «Лебедином озере» и будет восхищён Галиной Улановой… А когда отец приехал в Молотов?

- О том, что мы в Перми, он узнал не сразу. Будучи военным корреспондентом, он находился в командировке на Северном флоте, в Мурманске и Полярном. И не знал, куда нас эвакуировали. Командование флота предоставило ему отпуск для того, чтобы он отыскал семью. В августе–сентябре 1943 года он нашёл нас.

ОТЕЦ НЕ ГУСАРИЛ

- Почему ваш отец взял творческий псевдоним в честь гусара, дуэлянта-забияки и разгульного кутилы Петра Каверина? У Вениамина Александровича был гусарский характер?

- Скорее, гусарский лихой характер был у его брата – Льва Александровича Зильбера, который стал создателем советской школы медицинской вирусологии. Уникальный был, конечно, человек. Интереснейшая судьба – отсидел около десятка лет в лагерях; несмотря на отсутствие условий, занимался и там научной деятельностью, спас жизни сотням заключённых, погибавших от авитаминоза. Неоднократно ему предлагали заняться бактериологическим оружием, но он каждый раз отказывался. Там же, в шарашках, начал исследования рака.

Кстати, он, как и отец, тоже получил Сталинскую премию за научную деятельность. И это – после лагерей! Вот он – да, настоящий гусар! Коля, мой брат, пошёл, кстати, по его стопам, стал вирусологом. А папа - нет, не гусарил. Пожалуй, я не смогу сказать, почему он выбрал такой псевдоним. Он был работяга. Писал каждый день. Девиз «ни дня без строчки» - это про него. Он был режимным человеком, как правило, день у него был расписан по часам. Любил пошутить.

- Александр Пушкин про своего приятеля Петра Каверина писал: «Друзьям он верный друг, красавицам – мучитель»… Может быть, поэтому? Ведь ваш отец не поставил свою подпись под известным письмом еврейских общественных деятелей Сталину против врачей, защищал опальных литераторов…

- Друзьям он действительно был верный друг. Он выступал в защиту Михаила Зощенко, с которым его связывала многолетняя дружба, оба они состояли в «Серапионовых братьях».

- Это после известного доклада секретаря ЦК Андрея Жданова в 46-м?

- Да, после того как Жданов объявил, что недопустимо выпускать в печать таких «пошляков и подонков литературы, как Зощенко» и Ахматова, которая «является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии». После чего обоих перестали печатать. Кстати, я сама возила Ахматовой деньги. Материальное положение её было тяжёлое. И сочувствующие ей помогали чем могли. Позже, в 1970-е годы, отец выступал в защиту и Александра Солженицына.

- Отец - писатель, мать - тоже детская писательница. Сами не пытались писать?

- У меня вышло несколько книжек. Но это научные работы.

- А ваши дети?

- По стопам отца пошла дочь Татьяна, она – известный переводчик и редактор переводной литературы. У моего брата, Николая, три дочки, все в Америке, ни одна из них не пошла по гуманитарной линии.

КСТАТИ

КОГО ЕЩЕ ПРИЮТИЛА ПЕРМЬ

В годы Великой Отечественной в Молотов был эвакуирован Ленинградский театр им. Кирова. Первого сентября 1943 года Ленинградское хореографическое училище открыло здесь свое отделение. Так зародился пермский балет.

В гостинице "Центральная" А. Хачатурян написал свой знаменитый балет "Гаянэ". Один из новых эпизодов, написанный в "семиэтажке" ноябрьским вечером 1942 года и именовавшийся первоначально "Танцем курдов", известен всему миру как "Танец с саблями".

Помнит город и приезд Сергея Прокофьева в Пермь в июне 1943-го. Он работал над балетом "Золушка", который был закончен в клавире в "семиэтажке".

На миниатюрной сцене читального зала библиотеки, в которой сейчас размещается библиотека им. Пушкина, выступали выдающиеся мастера музыкального искусства - Г. Нейгауз, Э. Гилельс, Д. Ойстрах, Я. Флиер, Л. Глазкова... В библиотеке устраивал свои концерты камерный симфонический оркестр Ленинградского театра им. Кирова под управлением Шермана.

Эвакуированный в Пермь Государственный Русский музей организовал ряд выставок. Сюда же были доставлены фонды Государственной библиотеки им. Ленина (всего сорок вагонов). Среди них драгоценные издания XII-XIII веков, архивы Гоголя, Лермонтова, Чехова. Больше пятидесяти писателей с семьями эвакуировались в Пермь из Ленинграда, Москвы, Украины. За время работы и жизни в нашем городе они создали немало талантливых произведений.

Лиля и Осип Брик, В. Катанян выступали здесь с воспоминаниями о Маяковском. В 1941 году Союз писателей рекомендовал им эвакуироваться в Молотов, где Осип Брик издал историческую трагедию "Иван Грозный" (1942), Лиля написала и издала книгу "Щен" о Маяковском. По постановлению ЦК ВКП(б) "О работе Пермского книжного издательства" (1943) эти книги, как и ряд других, были отнесены к "ненужным" и "бесполезным".